Эту полушутливую анкету заполнили многие из нас, партнеров по «Эквитасу». Среди них и Юрий Григорьевич Басин. Коллега, наставник, друг. Человек, без которого появление и успешный рост нашей фирмы просто невозможно представить. Следовательно, представлять не нужно.
Вообще, рассуждать о двенадцатилетней истории наших взаимоотношений с Юрием Григорьевичем можно с разных позиций.
Профессиональные интересы? Разумеется!
Личные симпатии, а быть может, даже привязанность? Безусловно!
Но, пожалуй, главной и определяющей чертой в генеалогии нашего сотрудничества с Юрием Григорьевичем была солидарность жизненных установок. Человек – это прежде всего то, к чему он стремится. Может пафосно и самонадеянно прозвучать, но и Юрий Григорьевич, и мы, коллектив «Эквитаса», всегда стремились жить так, чтобы не было стыдно. Честно, упрямо, не поддаваясь искушению схалтурить или «развести». Юрий Григорьевич никогда не позволял своим личным интересам превалировать над интересами компании, клиентов, и тем паче – над императивом закона. Он был с большой буквы Человеком, и с такой же заглавной литеры – Юристом. Те, кто работал с Басиным, немедленно и бесповоротно попадали под его очарование и старались как в профессиональном, так и человеческом плане во всем походить на мэтра отечественной юриспруденции. С переменным успехом, конечно…
Наверное, именно идентичность систем ценностей и породнила нас со спокойным и мудрым мэтром отечественного законотворчества. По крайней мере, мы искренне на это надеемся.
Надо сказать, что наша компания родилась в трудные времена, когда новые фирмы открывались и закрывались со скоростью срабатывания затвора фотоаппарата. Поэтому решение своих учеников (а мы счастливы, что получили возможность дальше учиться и воспитываться у Юрия Григорьевича) организовать собственное дело Басин воспринял скептически, о чем однажды рассказал в интервью журналу «Эксперт-Казахстан»:
– Во-первых, тогда был ажиотаж – открывались кооперативы, затем товарищества с ограниченной ответственностью. У нас на кафедре чуть ли не у каждого появилась своя фирма. Гражданское право оказалось самым востребованным… Когда Ольга Ченцова создавала фирму, я не был убежден, что все пойдет нормально. Я видел, как вокруг лопались компании. Но дело пошло. Все полюбили эту работу, хотя были более выгодные профессиональные предложения.
Со временем сомнения отступили, и начался кропотливый труд по написанию азбуки практической юриспруденции в рыночных условиях. Естественно, по букве закона. Кроме того, стартовал не менее тяжкий труд по составлению букваря уже человеческих взаимоотношений внутри и снаружи компании.
И надо отметить, что в работе с нами и клиентами Юрий Григорьевич не употреблял местоимения «я», хотя это, наверное, позволял его огромный опыт и авторитет. Он говорил «мы».
– Кто, если не мы? – бодро вопрошал Басин.
– Ну не мы, так никто, – радостно отвечал наш сплоченный коллектив.
А потом именно мы, заручившись моральной поддержкой «большого брата», брались за особо сложные или подчас невиданные для страны проекты. Без ложной скромности можно сказать, что тот блестящий теоретический фундамент, который заложил Басин в процессе своей научной деятельности, именно здесь, в «Эквитасе», получил яркое жизненное воплощение. Академик Майдан Контуарович Сулейменов (тоже, кстати, ученик Басина), выступая на торжествах по случаю 80-летнего юбилея Юрия Григорьевича, отметил, что наукой мэтр юриспруденции занимался в КазГУ, Высшей школе права «Адилет», а практикой – именно в «Эквитасе».
Говорят, счастливы те, кто занимается любимым делом. И еще: те счастливы, кто утром с удовольствием идет на работу, а вечером – домой. Что ж, мы счастливы вдвойне – ведь уютный офис давно стал для нас вторым домом. Домом, в котором одинаково комфортно:
1) работается;
2) отдыхается.
Естественно, хочется больше второго, а получается – первого. Юрий Григорьевич, ставший для компании крестным отцом, делил с нами и первое, и второе. И даже, надо заметить, с удовольствием пробовал третье – ведь у нас есть своя столовая. К слову, не самая плохая из тех, что имеют юридические компании. Хотя, честно говоря, мы не знаем, кто еще из юркомпаний содержит собственный «общепит»…
Имя Басина стало своего рода эталоном профессионализма, и мы могли смело опереться на Юрия Григорьевича в решении особо трудных задач. Мантра «с нами Басин» помогала и психологически – имея такой тыл, коллектив легче брался за трудоемкие проекты. Чувствовали это и клиенты. Так чувствовали, что пытались привлечь самого Юрия Григорьевича для разбирательств в особо важных для себя проектах. Потому что Басин знал все. Он всегда был «над схваткой» и оттуда, сверху, ему были видны как общие детали правовой системы, так и нюансы юридических хитросплетений. Он знал, что, где и когда. И главное – почему. У нас Юрий Григорьевич не занимался административной работой, ему была отведена роль аналитического центра. Но иногда по просьбе клиентов «центр» выезжал в «регионы», чтобы выразить свое мнение. Точнее, мнение компании. Так было, например, в международном арбитражном суде в Стокгольме, где «Эквитас» выступал в качестве эксперта по казахстанскому законодательству. Истец предъявлял иск к Казахстану на сумму 860 миллионов долларов. После прений, в которых участвовал Юрий Григорьевич, истцу присудили 1 процент от выставленной суммы. Это те деньги, которые он действительно вложил в свой проект.
Мы всегда считали, что плодотворный отдых значит не меньше, чем напряженный труд. Возможно, это страшное заблуждение. Ибо нас почему-то не покидает ощущение, что упорный, долгий и отнимающий все свободное время отдых гораздо важнее. Может, заработались?
Так вот, Юрий Григорьевич был с нами в труде, оставался с нами и в отдыхе. На всех корпоративных праздниках и вечеринках Басин был почетным… Нет, не гостем. Своим, родным человеком. И 80-летний юбилей учителя мы отмечали всем коллективом, как обычно, со стихами и песнями.
Кстати, к юбилею мы также попытались составить веселую анкету, лейтмотивом которой стало отношение каждого из нас к человеку и феномену по имени Юрий Григорьевич Басин.
В целом выяснилось, что:
а) факт знакомства с Юрием Григорьевичем занимает более четверти жизни у 35% респондентов, более трети жизни – у 10%, более половины жизни – у 20% опрошенных. Два респондента скромно ответили, что знают Басина всегда;
б) Юрий Григорьевич предстал впервые как человек и профессор для более чем половины опрошенных (55%), как профессор и человек – для 15%, остальные респонденты затруднились провести грань между профессором и человеком. При этом один респондент – молодая красивая женщина – вышла за рамки вопросов анкеты и ответила, что Басин предстал ей как идеальный мужчина. Не уточнив при этом, как в ее понимании соотносится человек с мужчиной, а мужчина с профессором;
в) в обществе по-прежнему преобладает потребительское отношение: используют знакомство и общение с Басиным в корыстных целях 25%, чтобы наслаждаться – 75%, бесплатно восполнить пробелы в образовании – 45%, причем 100% респондентов делают это с нескрываемой гордостью;
г) счастья и много-много хорошего пожелали 100% опрошенных;
и, наконец,
д) суммируя данные проведенного опроса известным нам методом, был вычислен индекс восприятия Юрия Григорьевича Басина, который составил 200 баллов из 100 возможных.
Остается добавить, что феномен Юрия Григорьевича нельзя разделить и выявить, где же в нем заканчивался профессор, а где начинался человек. Где проявлялся преданный супруг, а где – заботливый отец. Все качества настоящей личности уживались в Басине спокойно и гармонично. И будут жить вечно в памяти близких ему людей. А значит, и в нашей памяти – тоже.
Ответы на некоторые пункты анкеты подготовили партнеры фирмы «Эквитас».
Ольга ЧЕНЦОВА
управляющий партнер,
кандидат юридических наук
– Что запомнилось лично мне? В разные периоды жизни – начиная с моего 1-го курса и во все последующие годы – это были разные моменты: сначала как Юрий Григорьевич читал лекции по гражданскому праву; потом – как проводил заседания кафедры; как выступал с докладами на различных конференциях; как работал над законами. В рамках фирмы – это счастливое время совместной работы. Обо всем этом и многом другом можно говорить только в превосходной степени. Но еще больше запомнилось другое.
1. Его доброта. Безмерная доброта Юрия Григорьевича – может быть, самая яркая его черта. Я знаю, что она касалась не только меня, а в той или иной степени огромного круга людей. Просто мне больше, чем многим, повезло, особенно в последние 12 лет, когда я имела возможность общаться с Юрием Григорьевичем и получать эту доброту практически ежедневно. В трудные моменты я прибегала к нему или звонила пожаловаться, а иногда заодно и поплакать (буквально), хотя старалась этим не злоупотреблять. Чувствовала, что он к любой возникшей со мной ситуации отнесется с пониманием и сочувствием ко мне, даст умный и доброжелательный совет.
Я всегда очень боялась его лично чем-то огорчить – и не из-за страха наказания, а именно из-за нежелания его расстроить. Надеюсь, таких моментов было в жизни не слишком много. Однажды, будучи ассистентом кафедры гражданского права, сорвала дежурство в корпусе (не нарочно, но все равно). Пару раз перепутала расписание – сижу в библиотеке, а семинар идет… И когда после подобных вещей Юрий Григорьевич говорил мрачным тоном: «Оля», или, еще хуже, «Ольга Ивановна» (обычное обращение – «Олечка»), я приближалась к нему и чувствовала себя собачкой, у которой поджимается хвостик, и ей страшно, и еще больше – неловко за содеянное. Но между тем Юрий Григорьевич, даже если сердился, вел себя очень по-доброму – никогда не кричал и, самое главное – никогда не унижал человека, даже если человек был виноват. Один раз я сильно проштрафилась перед каким-то праздником, но, не зная этого, радостно бросилась поздравлять Юрия Григорьевича. Он тоже меня поздравил, и только потом, после праздника, имел со мной соответствующую беседу, после которой мне хотелось провалиться.
В последние годы я особенно чувствовала его теплое отношение и заботу. Юрий Григорьевич был в курсе жизни не только моей, но и моей маленькой дочки – искренне интересовался ее жизнью, здоровьем. Если я после своих довольно многочисленных ближних или дальних поездок не успевала позвонить Юрию Григорьевичу в день приезда, или, в зависимости от времени приезда, на следующий день, он звонил сам и с беспокойством спрашивал, все ли у меня в порядке. Это было очень трогательно, мне становилось неудобно, что я затормозилась со звонком, и очень приятна была его забота.
2. Его качества руководителя. Как-то в разгар антиалкогольной кампании я была в колхозе со студентами, и как-то проверяющие обнаружили пару-тройку этих студентов в подпитии. Я как преподаватель со своей стороны предпринимала превентивные меры против выпивания – взяла расписку с каждого о том, что пить не будет, контролировала, как могла, но…, разгорелся ужасный скандал, речь шла о выговоре и чуть ли не о моем увольнении из университета. Юрий Григорьевич (он был тогда деканом и заведующим кафедрой гражданского права, на которой я работала) сказал в ректорате: «Если ей выговор хотите объявить, то тогда сначала мне, я как декан за все в первую очередь отвечаю». В итоге мне объявили за колхоз благодарность.
3. Его пунктуальность. Опоздания на заседания кафедры и любые другие деловые мероприятия ни на одну минуту были недопустимы, и это правило я усвоила прежде всего от Юрия Григорьевича. И сам он всегда нас извещал о своих перемещениях и расписании – очень ценил не только свое, но и чужое время, и старался заранее решить максимальное количество организационных вопросов для всеобщего удобства.
Когда в августе 2004 года с Юрием Григорьевичем произошло несчастье (он сломал ногу, и все закончилось так трагично), он позвонил мне из больницы в тот же день, через несколько часов, и сказал: не теряй меня, я там то, связь будем поддерживать так-то. Мы в это время планировали конференцию, на которой он должен был выступить с докладом. Юрий Григорьевич переживал, что не сможет этого сделать и, таким образом, не выполнит своего обещания. Причем расстраивало его именно то, что наши планы были нарушены, а не потому, что ему лично это было надо. А мы то, конечно, хотели тогда только его выздоровления.
4. Его прекрасное чувство юмора – он сам классно шутил и любил хорошие шутки. Новый год наша фирма частенько отмечает в маскарадных костюмах. Я однажды говорю:
– Юрий Григорьевич, вы с Инной Петровной, пожалуйста, тоже будьте в костюмах.
Юрий Григорьевич:
– Хорошо, но только в костюмах Адама и Евы.
Отлично рассказывал анекдоты – иногда они могли быть слегка «шкодные» (всегда предварительно извинялся), но никогда – вульгарные. Смеялся заразительно, с удовольствием.
5. Его любовь к поэзии. Юрий Григорьевич очень много читал, а кроме того, знал множество стихов, иногда (очень к месту) цитировал разных поэтов – А. Галича, В. Высоцкого… Однажды на праздновании Дня Победы он долго читал нам всем огромные куски стихов К. Симонова, которого очень любил.
6. Его отношение к Инне Петровне, да и вообще их взаимоотношения потрясали меня еще со студенческих лет. Где бы он ни находился – звонил ей постоянно, иногда много раз в день, особенно если Инна Петровна прибаливала. Шел ли кружок по гражданскому праву, заседание ли кафедры – Юрий Григорьевич останавливался, говорил: «Мне нужно позвонить», – и, позвонив, задавал чаще всего такой вопрос: «Инна, как ты себя чувствуешь?» Причем с таким беспокойством, что понятно было, что это его интересовало больше, чем что-либо еще. Относительно недавно мы все вместе – Юрий Григорьевич, Инна Петровна и я – были в Москве, где мы с Юрием Григорьевичем участвовали в одной из конференций, а Инна Петровна, как часто бывало, поехала вместе с ним (Юрий Григорьевич много раз говорил мне, что он никуда без Инны Петровны ездить не хочет, особенно в последние годы). Во время нашего нахождения в Москве руководители очень большой российской компании, которая является клиентом нашей фирмы, попросили о встрече. Мы поехали на встречу из гостиницы, где осталась Инна Петровна. Приехав, Юрий Григорьевич принялся немедленно искать телефон, чтобы позвонить Инне Петровне, у которой в тот день болела голова. Он сказал слегка опешившим бизнесменам (тоном, не вызывающим сомнений), что он не может приступить к каким-либо обсуждениям, не узнав о самочувствии жены (расставание длилось к тому моменту около часа).
Видя такое отношение, я как-то очень давно поинтересовалась у Юрия Григорьевича – долго ли он был знаком с Инной Петровной до женитьбы, на что он ответил – 2 месяца. Я с юношеским на ту пору максимализмом удивилась, поскольку считала, что это очень мало для таких серьезных решений, на что Юрий Григорьевич сказал просто: «Война была…». Потом я узнала, что эта их дата совпадает с моим днем рождения – 28 января. И в последние годы мы в этот день поздравляли друг друга – я Юрия Григорьевича и Инну Петровну, а они меня. Только Инна Петровна просила делать это не публично. Она удивительная женщина, и через много лет знакомства я, кажется, очень хорошо понимаю, почему повезло не только ей с Юрием Григорьевичем, но и Юрию Григорьевичу с ней. До 60-летнего юбилея их совместной жизни не хватило менее 3-х месяцев.
К сожалению, даже при всем желании невозможно стать таким человеком, как Юрий Григорьевич. Но, думаю, что если и есть во мне какие-то хорошие качества, то в огромной степени благодаря влиянию личности Юрия Григорьевича Басина, чье присутствие в своей жизни считаю огромным везением и просто человеческим счастьем.
Татьяна СУЛЕЕВА
партнер, кандидат исторических наук
– Восхитительно было то, что с этим блестящим юристом было так легко обсуждать профессиональные темы. При обсуждениях Юрий Григорьевич никогда не давил своим авторитетом, не был ментором, а всегда оставался равным и уважительным партнером, внимательно выслушивавшим и оценивающим логику и аргументы противной стороны. Удивительно было и то, что он знал в гражданском праве практически все. Не существовало, казалось, ни одного аспекта права, которого бы он не знал, не понимал и не мог бы объяснить – с исторической точки зрения, толкуя законодательство по существу, или каким-либо другим образом.
Часто бывало так: пробьешься с какой-либо головоломной проблемой полтора-два дня, а потом звонишь профессору, чтобы обсудить ее. Юрий Григорьевич задаст два-три точных коротких вопроса и быстро выстраивает схему, над которой ты долго бился, но так и не додумал и не выстроил. Добавляешь несколько штрихов к ситуации, и Басин блестяще разворачивает схему самым неожиданным образом.
В одну из очередных наших таких бесед-споров профессор вдруг замолчал на несколько секунд, а потом говорит: «Танька, а ведь ты стала юристом!» Это была самая высокая профессиональная похвала в моей жизни!
С Юрием Григорьевичем было удивительно приятно общаться не только на профессиональные темы. Практически каждый, даже, казалось бы, незначительный момент общения с ним был необычным. Он мог вести интересную неторопливую беседу на самые различные жизненные темы, с удовольствием затягиваясь вкусной сигаретой или смакуя бокал красного французского вина. Ты постоянно находился в такие моменты в поле его завораживающего влияния, испытывая удивительную легкость и радость от этого общения. Это были те редкие моменты жизни, когда ты вдруг ясно ощущал, зачем живешь на свете. Так здорово, что все это было, и что сегодня можно окунуться в эти мгновения, прикоснуться к ним, как к живительному источнику, и обрести силы.
Нурлан ШОЛАНОВ
партнер
– Общение с Юрием Григорьевичем, конечно, оставляет массу впечатлений. Но мне хотелось бы вспомнить два случая.
История первая. О некоторых открытиях в моей жизни. Проучившись некоторое время на юридическом факультете КазГУ, я сделал для себя одно привлекательное открытие (первое открытие). Я понял, что если не ходить на лекции, то появится масса свободного времени, которое можно потратить на всякие праздные дела. Тем более что лекции в большинстве случаев представляли собой, в зависимости от способностей лектора, оглашение (что было чаще) или художественное прочтение (что было реже) содержания учебников на публике. Поскольку способность прочесть написанное в книге я обрел еще в дошкольном возрасте, то я без особого труда находил себе моральное оправдание пользоваться плодами первого открытия и по мере возможностей наслаждался жизнью. Плохая работа городского транспорта также вносила свою лепту, корректируя мои планы на добросовестную учебу. Но однажды, по невероятному стечению обстоятельств (автобус пришел вовремя, а мне больше некуда было пойти тем ранним утром), я попал на лекцию по гражданскому праву, которую читал Юрий Григорьевич. Когда он начал: «Товар – это некая материальная субстанция…» – и далее в этом духе, я понял, что обречен ходить на все его лекции до конца дней моих студенческих. Первое открытие было побито вторым открытием: оказалось, что лекции могут быть невероятно интересными. Я стал прилежно ходить на лекции и по остальным предметам – процесс, напоминающий по обременительности промывку песка на золотых приисках.
Первое открытие, потерпевшее фиаско, было реабилитировано через какое-то время, когда курс гражданского права был закончен (но это тема следующей истории) и когда «мыть песок» вновь стало казаться несовместимым с соблазнами студенческой жизни.
История вторая. «Синдром Менделеева». Чем дольше я пребывал в ипостаси студента, тем больше во мне крепла мысль о том, что в технологии сдачи экзаменов я достиг профессиональных высот. И не без оснований – первые четыре семестра я проучился на пятерки и получал повышенную стипендию. Суть метода заключалась в том, чтобы найти в себе силы прочесть учебник и, может быть, даже в ночь перед экзаменом. Потом на экзамене всю сохранившуюся в голове информацию надо было постараться увязать с вопросом экзаменационного билета и бойко выдать все это экзаменатору в форме безостановочного словесного потока, накормить экзаменатора этакой «фаршированной уткой». Объективности ради скажу, что метод применялся мною преимущественно в отношении трудно дающихся предметов. Срабатывало не всегда, но часто. По крайней мере, обеспечивало железный «уд.», а иногда и «хор.». В то время я еще не расстался с детской мечтой о карьере дипломата, поэтому юридическому образованию не уделял должного внимания, рассматривая его только как формальную базу для дальнейшего поступления в институт международных отношений.
Настало время сдачи экзамена по гражданскому праву. Я разбил учебник гражданского права на несколько частей по количеству дней, отведенных для подготовки к экзамену, и каждый день старательно прочитывал соответствующую часть. Особой трудности я не испытывал, поскольку предмет был для меня интересен, до этого я прилежно готовил домашние задания и активно выступал на семинарских занятиях, которые вела Ольга Ивановна, чем и заслужил у нее репутацию если не отличника, то уж успевающего студента точно. Вечер перед экзаменом согласно графику был отведен изучению последних разделов учебника, которые мы не успели пройти на семинарских занятиях и лекциях из-за осенних сельхозработ. Только я приступил к изучению этих разделов, как ко мне домой ввалился один мой товарищ, поругавшийся в тот весенний день со своей девушкой и пытавшийся залечить душевную рану спиртосодержащими веществами. Уровень алкоголя в его юном организме не позволял ему внимать голосу разума в моем лице, поэтому пришлось с ним мотаться весь вечер на другой конец города в попытке спасти его любовь. В общем, последний раздел учебника прочитать мне не довелось. Но утром экзаменационного дня это обстоятельство нисколько меня не удручало – в остальной части предмет я знал уверенно.
И вот я на экзамене. Экзамен начала принимать Ольга Ивановна, потом подошел Юрий Григорьевич, и экзамен стали принимать в четыре руки. Первые два вопроса билета я знал на зубок, а третий вопрос, как назло, попался из непрочитанного накануне раздела. Тем не менее я был хладнокровен и спокоен, как Джеймс Бонд на очередном своем шпионском задании. Учитывая, что я согласно очередности должен был сдавать экзамен лично Ольге Ивановне, в успехе мероприятия я не сомневался.
Когда наступила моя очередь, Ольгу Ивановну неожиданно вызвали на кафедру к телефону. Мне пришлось пойти сдавать экзамен Юрию Григорьевичу, но это тоже ничего плохого не предвещало. Хотя к этому времени количество оценок «отл." в моей зачетке было несколько меньше общего количества сданных мною экзаменов (побочный эффект первого открытия), она все еще могла служить серьезным психологическим оружием против сомнений экзаменатора в компетентности экзаменуемого. Этим компенсировался некий дискомфорт от слабой подготовки по третьему вопросу билета. Но я не сомневался, что смогу в выгодном свете продемонстрировать свои знания, тем более что редко кто из экзаменаторов способен выслушать ответ на третий вопрос билета, выдерживая только первые два. Однако Юрий Григорьевич коварно опустил первый и второй вопросы и начал сразу с третьего. Я «поплыл», но все еще сохранял надежду на спасение. И тут Юрий Григорьевич окончательно выбил из-под меня подпорки: «Квалифицируйте последствия явки лица, объявленного безвестно отсутствующим», – я никак не ожидал услышать на экзамене по особенной части гражданского права вопрос из общей части, которую мы изучали два семестра назад. И хотя я до сих пор помню даже номер статьи из ГК КазССР (кажется, ст. 21 или 22), неожиданность вопроса вызвала тогда некоторое замешательство, которое Юрий Григорьевич оценил на «уд.», да и то с большой натяжкой.
От жуткой депрессии меня спасло то, что великий химик Д. И. Менделеев по химии вообще имел двойку. Получение «уда» по гражданскому праву породило во мне «синдром Менделеева», когда профессией становится то, за что в студенческие годы получаешь не самые лучшие оценки. Юриспруденция окончательно стала моей профессией.
Наталья БРАЙНИНА
партнер
– Мне не пришлось заполнить анкету, подготовленную к 80-летнему юбилею Юрия Григорьевича (не помню, почему так случилось), и когда мы стали думать над тем, какой должна быть статья «Эквитас» о Юрии Григорьевиче, и вспомнили об анкете, я впервые ее увидела.
Пытаясь мысленно ответить – для себя, а не для журнала – на вопрос «В каком качестве предстал для Вас Юрий Григорьевич Басин: человек и профессор; профессор и человек; и то и другое вместе; совершенно другим человеком; затрудняюсь ответить», – я поняла, что лучшая форма (по крайней мере, лучшая для меня), в которой можно попытаться хотя бы чуть-чуть поведать о том, каким замечательным человеком и профессионалом был Юрий Григорьевич, – это личный рассказ. С воспоминаниями об особенно запомнившихся эпизодах общения с ним. Я остановилась на этом вопросе анкеты, потому что среди предложенных автором ответов не оказалось ответа, подходящего для меня. В обычных анкетах бывает опция «др." В этой не было, и я ввожу ее самовольно.
Для меня Юрий Григорьевич был и остается идеальным человеком и идеальным профессором, причем в одном лице.
Мне повезло, я не знала близко других профессоров (то есть повезло не в том смысле, что не знала других, а в том, что знала и помню именно этого профессора), и поэтому моей вере, основанной на книжках и советских фильмах в то, что профессор должен быть умным, интеллигентным (интеллигентным изнутри, а не прилагающим нечеловеческие усилия с целью казаться таковым), мудрым, справедливым, добрым, абсолютно порядочным, знающим все, что только можно знать в той отрасли науки, которой он занимается, и готовым с радостью делиться всем этим с окружающими, то есть идеальным человеком и профессором, не суждено было развеяться.
Я сегодняшняя знаю и понимаю, что отнюдь не все профессора обладают даже малой частью качеств «идеального человека-профессора», а уж полным набором – единицы, но это только утверждает меня в мысли, что лишь эти единицы и есть настоящие. И тем ценнее для меня то, что мне выпала редкая удача учиться у такого настоящего профессора, общаться с ним.
Я хочу рассказать одну историю из нашего общения, которая мне особенно запомнилась, как один из примеров проявления его замечательных человеческих и профессиональных качеств. В том числе готовности к работе и не проходившего до последних дней интереса к ней; готовности помочь коллегам или просто обращающимся за советом бывшим студентам; его «доступности» и тактичности, не позволявшей отказать в совете, сославшись на усталость, отсутствие времени и так далее.
Точнее, это даже не история (как эпизод), а составная часть нашей работы и общения.
Когда я только пришла работать в «Эквитас» в 1993 году, в один из дней, вернее, вечеров, когда рабочий день у нормальных людей давно закончился, мы с Ольгой Ивановной обсуждали какой-то правовой вопрос, заданный клиентом, и за отсутствием в действовавшем тогда законодательстве специального регулирования никак не могли решить, что нужно отвечать. И тут Ольга Ивановна предложила позвонить Юрию Григорьевичу, чтобы обсудить этот вопрос. Сказать, что я удивилась факту звонка «небожителю», да еще и почти ночью, с предложением нудного обсуждения с ним сначала самого вопроса, а потом наших соображений, сводящихся к тому, что в законе «дырка», – значит, не сказать ничего. Я наблюдала, как Ольга Ивановна набирает номер, а сама думала: «Да-да, вот сейчас он все бросит и побежит нас консультировать». У Ольги Ивановны никаких сомнений в том, что Басин согласится разговаривать, не было, поскольку она долгое время работала под его руководством. Случилось то, что казалось мне, мягко говоря, маловероятным – Юрий Григорьевич в буквальном смысле все бросил и битый час обговаривал с Ольгой Ивановной проблемный вопрос, заключив, что обсуждаемый недостаток нужно будет обязательно учесть в новом Гражданском кодексе.
К хорошему быстро привыкают, со временем я «разбаловалась», в случае затруднений стала звонить Юрию Григорьевичу сама, стараясь, конечно, не злоупотреблять и набирать его номер только с серьезными проблемами. Я уже привыкла слышать в ответ на мой вопрос о возможности обсудить по телефону проблему: «Для тебя, дорогая Наташа, у меня всегда есть время», или: «Я сейчас ухожу на лекцию (в Парламент, на встречу, на защиту…). Приду, перезвоню». И не было случая, чтобы Юрий Григорьевич не перезвонил. И не было случая, чтобы он стал высказывать свое мнение, не дослушав до конца о сути проблемы и о наших первоначальных соображениях, даже если мы были не совсем правы. При этом он никогда не навязывал своего мнения и с готовностью вступал в обсуждение с тем, чтобы объяснить свое понимание и доказать его правильность, а не заставить принять свое мнение просто потому, что он так считает, и одного этого уже достаточно. И сам он всегда был открыт для обсуждений и считал абсолютно нормальным изменить свое предварительное мнение, если аргументация собеседника казалась ему более убедительной. Для него всегда было главным прийти к действительно верному пониманию, а уже потом все остальное.
О своем безграничном первоначальном удивлении всем этим я скоро забыла (уже не представляла, что может быть иначе) и вспомнила только через несколько лет, в 1996 году, когда обсуждала какую-то проблему с коллегой – недавно пришедшей на фирму молодой девушкой, еще даже не закончившей университет. Окончательно запутавшись в дебрях чуть ли не ежедневно менявшегося, разрабатываемого в сумасшедшем темпе рыночного законодательства, мы с тоской смотрели друг на друга, и тут меня посетила «светлая мысль» позвонить Юрию Григорьевичу. Моей коллеге мысль «светлой» не показалась. В глазах у тихой воспитанной девочки появился почти ужас, и она только спросила: «Кому?!». За окном было темно, часов 9 вечера, я нахально набирала номер самого главного цивилиста страны, «раздираемого на куски» законотворческими группами, появлявшимися учебными заведениями, инвесторами, нами родными («Эквитас»). Опасалась я только того, что трубку возьмет Инна Петровна, всеми силами старавшаяся отвоевать у всех, жаждавших завладеть Юрием Григорьевичем, время для его отдыха.
Трубку взял сам Юрий Григорьевич и, как всегда, согласился выслушать и поговорить. Я передала трубку коллеге, он выслушал описание проблемы, а потом спросил ее: «Ну, а ты что об этом думаешь?». Повисшая пауза была достойна Джулии Ламбердт. Девочка осмысливала факт, что Юрий Григорьевич сначала хочет знать ее мнение, а уж потом высказать свое…
Я больше ничего не хочу добавлять к сказанному здесь. Я только хочу пожелать всем коллегам-юристам, наверное, несбыточного – хоть в человеческом, хоть в профессиональном плане – хотя бы чуть-чуть стать похожими на него. Это будет лучшая дань его памяти.
